Музейные редкости и ужасы cтарой Москвы

Как только москвичи прознали, что в городе появились музеи редкостей и диковинок — с перуанскими мумиями, уродами, орудиями пыток и даже обнаженными женщинами, они бросились туда сломя голову. Правда, удовольствие это оказалось на любителя.

Культурная общественность негодовала: напротив одного из таких паноптикумов открыта прекрасная выставка работ В. Верещагина, посвященных Отечественной войне 1812 г. Тоже очень зрелищная и богато обставленная, с дополнительной экспозицией «награбленных древностей Новгородской, Вологодской, Архангельской губерний», и даже с хорошенькими девушками-смотрительницами «к вниманию публики». А народ валит, чтобы увидеть какие-то непонятные «чудинки», что надо этой необразованной толпе? Но знаний для внимательного осмотра такого музея у среднестатистического горожанина не хватало, что выяснилось довольно скоро.

Подобные заведения состояли из нескольких обширных отделов. Панорамный зал позволял «не утомляясь, совершать наглядное, живописное кругосветное путешествие и видеть все важнейшие повременные события в мире». От созерцания работ о Всемирной выставке в Чикаго посетители переходили к «Первому грехопадению», а вид Ниагарского водопада сменялся «Сожжением христиан во времена Нерона». Панорамы были сделаны так реалистично, что у москвичей захватывало дух, но они были озадачены. Вот полыхает пожар, но где пожарные? Или: отчего случаются землетрясения, последствия которых здесь так подробно представлены? Единственное, что приходило на ум, наверное, это результат «астрономических явлений с романтическим оттенком». Якобы Земля недовольна своим спутником — Луной, вот и трясется от негодования. Так ли это на самом деле, подсказать никто не мог, ведь экскурсии не полагались, а каталог был до обидного краток. Кстати, именно в этом отделе москвичам стоило быть повнимательнее: пока они восхищенно рассматривали детали в специальные окошки, их карманы исследовали шустрые воришки. Неспроста бывалые москвичи советовали в музей ходить компанией: пока одни смотрят, другие «дежурят».

В другом отделе, научно-художественном, были представлены восковые фигуры и «мертвые маски» мифологических персонажей, исторических деятелей, прославленных людей и людей-диковинок вроде сиамских близнецов или «человека-собаки», чье лицо и шея были покрыты «мягкими волосами пуделя». И если отдельные герои, вроде «Индийской богини Магабараты, одуревшей от гашиша» или Белоснежки, вопросов не вызывали, то большинство представленных персонажей москвичам были незнакомы, да и имена их ни о чем не говорили.

Страх на посетителей наводил и отдел «Инквизиция, орудия пыток и мук». Здесь были выставлены позорная маска для нарушителей брака и злостных завистников, «груша» для клеветников, железный пыточный сапог и масса других «страстей». Однако больше всего пугал горожан Анатомический музей с его натуралистичными изображениями «воспаленных органов умерших от холеры», «здорового желудка и желудка пьяницы», «черепа, разрушенного сифилисом», «мужского тела со вскрытой полостью» и т. п. Однако владельцы паноптикумов уверяли, что «с тех пор как исчезли брезгливость и суеверное отношение к вскрытию трупов... любой порядочный человек должен был иметь общее представление о своем строении». По пятницам в эту часть экспозиции пускали только дам, потому что в данный день здесь дежурила акушерка, проводившая «ознакомительные занятия». Некоторые барышни наотрез отказывались посещать паноптикум в этот день: про беременность и роды и в книжках можно прочитать, а вот мужчин упускать не хочется.

Кроме того, в музеях редкостей публику радовали «смехотворные кабинеты» с кривыми зеркалами, в которых москвичи смотрелись весьма карикатурно. Именно поэтому публика солидная, «при чинах и капиталах», обходила их стороной. Но вообще в паноптикумах, как говорят сейчас, было «живенько». Фонографы Эдисона проигрывали музыку, куклы-автоматы двигались и разговаривали, а в специальном зале выступали живые «уникумы» — самые высокие и самые маленькие жители планеты, самые тяжелые дети и самые сильные (например, шестилетняя «геркулеска», поднимавшая более сотни килограммов), укротители змей, жонглеры и пр. А еще публике показывали сплошь татуированных людей и «живых ацтеков» — индейцев со сплющенными по древним традициям черепами.

Подобные музеи удивляли, восторгали и даже злили московскую публику. Кто-то обнаруживал свою «дикость» и сюда больше не ходил, а кто-то посещал паноптикумы вновь и вновь. Но в Москве они не прижились, к большому сожалению, наверное, публики современной.